Кровь звёзд. Мутанты - Страница 11

Еще более ценными были климатические и энтомологические сведения: Дест узнал, что это молодая планета. Он испил ее сладкие и горькие соки. Эта Анти-Земля представляла собой фруктовый сад, где рее собирают и употребляют в пищу; ее воздух напоен различными запахами и ароматами, солнце нестерпимо обжигает кожу, от здешних существ волнами исходит жестокость, а их аппетиты и устремления слишком очевидны.

Твердо решив бежать, как только представится первая же возможность (а это наверняка произойдет во время его перехода в Иерушалаим), астронавт привыкал к странно звучащему старофранцузскому, или староферанцузскому, языку анти-землян и внимательно наблюдал за их нравами и обычаями.

Пробивающийся сквозь решетчатый ставень луч солнца и привкус соли во рту разбудили Деста на рассвете. Из внутренних дворов внизу под окном доносились лязг железа, ржание лошадей, блеяние овец, голоса людей (он больше не говорил «роботов»). Эти люди не понимали язык волн, а он улавливал все: и их молитвы, и секреты.

Замок, построенный, по словам Сафаруса, предком Д’Эста, Раймондом Первым, графом Тулузы, был лишен всяких удобств, но в нем было много и того, что очаровывало; его рвы, крепостные стены, бастионы защищали помещения замка и выходы из них в сотню садов; стены изнутри были обиты кожей с изящными узорами, расписанными золотом, в каждом зале имелись мозаичные панно из яшмы и мрамора; все бассейны имели форму лилии, а в садах-террасах росли странные, невиданные цветы, названия которых уже позабыты на Земле.

У самой воды раскрывал цветки с розовыми лепестками иван-чай, росли пятнистый ятрышник и желтая крушина; вокруг клумб, где перламутровый и кремовый цвета алтеи и ромашки перемежались с лазурью жимолости и оранжевыми бутонами, которые как императорская корона увенчивали стебельки растения, называемого ясенцем, были разбиты лужайки с диким сельдереем и белыми фиалками. В воздухе чувствовался запах мускатного перца и лимонной вербены.

У ступенек винтовых лестниц башен размещались бойницы, и нападающие могли поражать лишь ноги сидящих на скамейках лучников. В каждом дворе, на каждой башне стояли часовые.

Помимо феранцузского, эти люди говорили на сотне других языков. Жильбер научился распознавать народы, гораздо более отличающиеся от тех, которые жили когда-то на старой цивилизованной Земле: прованцев можно было узнать по их словоохотливости, грубоватые манеры выдавали представителей северной Феранции. Некоторые рыжеволосые аборигены носили короткие женские юбки и шли в бой под звуки волынки, а здешние отступники-сарацины не отреклись ни от своих тюрбанов, украшенных султанами, ни от муската, которым они натирали себе бороды. От всей этой толпы так сильно несло потом, ароматическими веществами, что Дест захлопнул ставни.

Время шло в ритме песочных и водяных часов. Вооруженные люди жарили на вертелах над углями сгоревших виноградных лоз туши газелей и муфлонов. На Земле давно позабыт запах жареного мяса, на котором видны капельки крови. Смуглая девушка-служанка с рубиновым камешком, приколотым к раздувающейся при дыхании ноздре, ударами кинжала, который она держала в обнаженной руке, открывала с треском усеянные шипами ягоды кактуса-опунца.

Все действовали с каким-то странным рвением. Жильбер спрашивал себя: «Не сумасшедшие ли они?»

Как-то утром его разбудили звонкие, но грустные голоса. В тридцати церквях и бесчисленных часовнях Триполи начинался пост.

Дама-Остроберт вызвала Деста к себе. Прежде чем появиться перед Пауком в его башне, он подошел к огромному зеркалу из полированного серебра и с недоверчивостью и злостью рассматривал в нем отражение незнакомого юноши. Он не узнавал свое лицо. На незнакомце в зеркале было богато расшитое золотом платье цвета индиго, на его плечи спадали шелковистые волосы, но бледное лицо сохраняло следы сильного переутомления.

Красивая рабыня-мавританка завязала ремешки на его сандалиях; со стороны большой клетки с попугаями лимонного, небесно-голубого оперения внезапно появилась вторая рабыня и подала ему пахнущие амброй перчатки. Третья, киприотка с более светлой кожей, открыла хрустальную шкатулку и достала оттуда румяна. Она нежно и легко провела косметическим карандашом по векам своего господина, затем протерла розовым лосьоном его щеки. Несмотря на отвращение к такой заботе, ухаживанию со стороны этих женщин, Дест не мешал им: инструкция для астронавтов предписывает «подчиняться невинным прихотям инопланетян».

— Господин, о господин! — вздохнула Фарида, завязывая сафьяновые ремни. — Вы уедете и увезете с собой наши сердца.

— Может быть, я вернусь, — пообещал Жильбер.

Блондинка Леосидия из Ларнаки пожала плечами:

— Возможно, но каким! Останетесь ли вы прекрасным пылким принцем, которого мы любим, или снова предстанете перед нами той невзрачной тенью, которая затерялась в пустыне? Люди говорят…

— Что люди говорят? Что они говорят?…

— Простите мои глупые слова, господин!

— Так что говорят люди?

— Что есть два принца Триполи…

Дест наклонился и пристально посмотрел в большие ясные глаза:

— И какой же в таком случае настоящий?

— Вы, мой господин!

Дама-Остроберт приняла его, сидя на троне, над которым висело изображение мифической птицы порфириона, символизирующего верность. А разве «Semper fidelis» не его собственный девиз? Больше, чем когда-либо, она походила сейчас на паука. Дама-Остроберт жестом приказала закрыть двери, задвинуть засовы, а затем подошла к Десту и высокомерно взглянула на него.